Поль Гольбах о христианской Откровении

Сомнения и опасения человека, добросовестно изучающего христианское откровение, усугубляются тем обстоятельством, что бог пожелал открыться только некоторым избранным лицам и остаться скрытым для остальных людей, хотя они одинаково нуждались в его откровении. Как знать, не принадлежишь ли ты к числу тех людей, которым твой лицеприятный бог не пожелал открыть себя? Душа человека не может не смутиться при мысли, что бог открывает себя и возвещает свою волю только ничтожной горсти людей в сравнении со всем родом человеческим.

В самом деле, чтобы рассеять сомнения христианина, ему говорят, что воля божья, поведанная нам в откровении, является тайной, то есть непостижима для ума человеческого. Но в таком случае зачем было открываться людям? Неужели бог открылся людям только для того, чтобы не быть понятым ими? Это было бы смешно и нелепо. Утверждать, что бог открылся людям только для того, чтобы поведать им тайны, все равно, что сказать: бог открылся нам только для того, чтобы остаться непознанным, чтобы скрыть от нас свои пути и усугубить нашу темноту и мрак, в котором мы бродим.

По какой превратности судьбы священное писание, результат откровения самого божества, нуждается еще в комментариях и в наитии свыше, чтобы люди могли понимать его и верить в него? Не странно ли: это писание должно служить руководством всем людям, а между тем его никто не в состоянии уразуметь! Не жестоко ли, что самое важное для людей менее всего известно им? В религии, данной всевышним для просветления рода человеческого, все оказывается тайной, темным, спорным, ненадежным.

Не довольствуясь тайнами в священном писании, попы из века в век сочиняли новые тайны, и христиане обязаны верить в них, хотя божественный основатель их религии ни разу не говорит об этих тайнах.